«Дома у меня остался любимый кот. Я умоляла его выпустить, но они этого не сделали», – вспоминает в письмах из тюрьмы о своем задержании 35-летняя юрист и блогер Людмила Колесникова. Животному невероятно повезло: после трех недель в закрытой квартире его спасли родственники арестованной. А вот хозяйка уже более года находится за решеткой и может провести в неволе еще 19, потому что статья, которую ей инкриминируют, называется «измена родине».

‍Людмила Колесникова (фото из телеграм-канала «Поддержка Людмилы Колесниковой»)

Таких, как Людмила, в крымских тюрьмах сейчас 49, - говорят правозащитники из «Крымского процесса». Речь идет о заключенных, чьи уголовные дела уже переданы в суды. Ни по одному из них не вынесен оправдательный приговор. А в этом году «предателям» начали давать максимальные сроки – 20 лет заключения. В то же время по всему полуострову продолжаются необоснованные задержания, и судебный конвейер набирает обороты. 

«Первые два дела о государственной измене были рассмотрены за год до полномасштабного вторжения, — рассказывает СЕМААТ крымский правозащитник на условиях анонимности. — Раньше эта статья считалась «экзотической», у местных судей не было такой практики. Потом еще два года мы наблюдали, как количество таких дел понемногу увеличивалось, но их все равно были единицы. А с прошлого года начался бум - не было недели, чтобы в судах не рассматривались дела о государственной измене. И сейчас мы видим, что этот поток не прекращается», - говорит мой собеседник. 

Все заседания по таким делам проходят в закрытом режиме. Ни один сторонний наблюдатель не может проверить, насколько убедительны доказательства, выдвигаемые обвинением, насколько последовательны свидетели, а следовательно, насколько справедлив приговор. Даже фамилии подсудимых оккупанты скрывают, и на сегодняшний день удалось установить менее половины жертв этих преследований.

Пример уже упомянутой Людмилы Колесниковой объясняет эту секретность. До 2022 года она работала в ялтинской полиции, а после полномасштабного вторжения уехала в Ирландию как украинская беженка. Летом 2024-го в Крым пришлось вернуться - умерла мама. Людмилу арестовали прямо на похоронах. И обвинили в государственной измене, когда нашли в телефоне транзакцию на 25 евро — за две марки «Укрпочты» с «российским военным кораблем». 

Людмила Колесникова (фото из телеграм-канала «Поддержка Людмилы Колесниковой»)

Кроме откровенной сфабрикованности дел, есть и другая причина засекреченности заседаний. Правозащитники объясняют: к таким делам допускают только «проверенных» судей-коллаборантов, и определенная репутация среди крымчан не гарантирует им безопасности. Скажем, судья Алла Хиневич в деле против крымскотатарского политика Ленура Ислямова полностью проигнорировала пытки свидетеля. Так же поступил Сергей Погребняк в деле против Наримана Джеляла и братьев Ахтемовых – мало того, судья еще и откровенно потакал хамству свидетелей-сотрудников ФСБ и подсказывал им ответы. А судья Наталья Кулинская в деле против журналистки и правозащитницы Ирины Данилович разрешила адвокатам допросить только одного из шестнадцати свидетелей, а затем проигнорировала доказанный факт лжи полицейского. 

Еще одно имя, которое сразу вспоминают крымские правозащитники в связи с «эпидемией предательства» - Оксана Сенеджук. Весной 2024 года 58-летнюю ученую из Севастополя приговорили к 15 годам, потому что она якобы следила за российскими военными кораблями и передавала информацию в Украину. 

Оксана Сенеджук в зале оккупационного суда

«Она действовала бесшумно и незаметно, как шпионка времен холодной войны, наблюдая за стратегическими объектами и передавая секретные сведения по зашифрованным каналам своим украинским кураторам», - пишут о Сенеджук российские пропагандистские СМИ. Правда, не уточняют, какие военные тайны могла увидеть в севастопольской гавани филолог по образованию: ведь все остатки Черноморского флота - до того, как их переместили в Новороссийск - стояли там на глазах у всего города. Относительно «зашифрованных каналов» также никаких разъяснений. Все гораздо проще, - говорят родственники Оксаны. Она никогда не скрывала своей проукраинской позиции, а начиная с 2022 года еще и вслух возмущалась из-за полномасштабного вторжения.

Вопиюще абсурдными называет доказательства по делам о госизмене глава Крымской правозащитной группы Ольга Скрипник. «Это может быть что угодно. От доната в 10 евро до того, что вы просто смотрели интервью Зеленского или подходили в Севастополе туда, где стояли корабли Черноморского флота. Или вообще откровенно сфабрикованное дело, где сами фсбшники закопали взрывчатку, а потом вас туда привели, заставили раскопать и сняли на камеру», — рассказала правозащитница в интервью телеканалу «Настоящее время». 

Проверить достоверность и доказательность выдвинутых обвинений невозможно. Получить комментарии или хотя бы позицию подсудимых по таким делам – тоже. Адвокаты, едва вступив в дело, дают подписку о неразглашении, которая полностью лишает их возможности давать какую-либо публичную оценку процессу. Поэтому российские «бойцы невидимого фронта» свободны в своих фантазиях относительно любых версий любых событий. 

Одно можно утверждать почти наверняка: в каждом таком деле будет «украинский след». Как отмечают правозащитники «Крымского процесса», почти в 90 процентах случаев обвинения связаны с работой на украинские спецслужбы, а судебные вердикты интенсивно освещаются через федеральные и региональные каналы пропаганды. 

«Все делается для того, чтобы максимально запугать каждого. И скажу честно, им это удается. Я люблю фотографировать, но у меня сейчас и в мыслях нет взять с собой фотоаппарат даже на прогулку с собакой. Однажды не удержался и сфотографировал на телефон фантастический закат над городом из окна автобуса. Пришлось потом долго объяснять старушке напротив, что я не шпион», – рассказывает житель Симферополя. 

Именно это и является целью «эпидемии предательства», - считают правозащитники. Запугивание гражданского населения помогает усилить и без того жесткий контроль над оккупированной территорией, а заодно и зачистить ее от потенциально нелояльных жителей.

‍