Тамалия Алишабхана – дочь составителя индонезийского языка. Известного поэта и журналиста Сутана Такдира Алишабханы, который стоял у истоков рождения языка, сумевшего объединить в единую страну тысячи разрозненных островов. Она хорошо понимает, что означают для нации независимость, свобода и суверенитет. Именно поэтому, возмущенная российской полномасштабной войной, семидесятилетняя Тамалия собрала демонстрацию под российским посольством, удивив даже полицейских. Она встречалась с Рефатом Чубаровым, когда тот приезжал в Индонезию, и, пересказывая рассказ о скитаниях его матери из-за советской депортации, едва может сдержать слезы. А еще она убеждена, что Индонезия задолжала Украине долг чести. Далее – прямая речь.

Важнейшим событием в истории Индонезии является не Декларация независимости.

Это второе по важности событие. На самом деле это Клятва молодежи 1928 года. Когда молодежь с разных островов собралась в Джакарте, они дали клятву. Мы — один народ, индонезийский народ. Мы — одна нация, индонезийская нация.

И у нас будет национальный язык. Мы выбираем малайский язык.

Понимаете, вы не можете провозгласить независимость, если вы не договорились, что хотите это сделать.

Иначе вы провозглашаете независимость, а потом Бали говорит: «Нет, мы на это не соглашались». Вот что было очень важно. Это было духовное рождение Индонезии.

И как только родился дух, понадобилось всего 17 лет, чтобы мы провозгласили независимость и произошло физическое рождение Индонезии.

Мой отец сыграл важную роль в создании этого национального языка и национальной культуры, потому что сначала это была только теория. Люди разговаривали на своих региональных языках, а самые образованные еще и на нидерландском, потому что мы были нидерландской колонией. Но мой отец сказал: «Надо набраться терпение, время придет». Тогда возможности изучать лингвистику в университетах не было, поэтому он просто читал каждую книгу о лингвистике, которая попадалась ему в руки, и время настало, когда японцы напали и оккупировали Индонезию, и они запретили использование нидерландского, но никто не мог говорить по-японски, поэтому они сказали: «Хорошо, вы можете использовать малайский», потому что малайский был языком межнационального общения наших островов, так как у нас есть более 700 этнических языков, то есть языковых групп. И они сказали: «Да, вы можете называть его индонезийским, нам все равно, но соглашение заключается в том, что когда Япония победит в войне, мы научим вас всех японскому». На это мы все сказали: «Да, да, конечно». И мой отец работал в языковом отделе, и он был экспертом, потому что он был единственным, кто в этом разбирался, и он сказал: «Хорошо, мы говорим «да» японцам, но на самом деле мы будем формировать наш национальный язык». Поэтому он написал первую индонезийскую грамматику, а затем собрал команду для создания словаря современной терминологии, потому что малайский язык имел словарный запас языка 17-го века.

Поэтому одну неделю они вызывали врачей, следующую неделю — инженеров, следующую — юристов, журналистов, и за три года, когда мы провозгласили независимость, национальный язык был готов, чтобы объединить нацию.

А двоюродный брат моего отца был первым премьер-министром Индонезии. И он очень верил в переговоры, потому что у нас на самом деле не было силы, чтобы победить голландцев. У них были бомбы и танки, а у нас были очень острые бамбуковые палки. Поэтому он думал, что мы должны вести переговоры. И он сказал: «После Второй мировой войны, на самом деле, единственной страной, которая победила, была Америка. Европа, вроде бы, тоже победила, но она была разрушена. Ее нужно было восстанавливать. Поэтому он сказал: «Это Америку мы должны убедить. И Америка дает Филиппинам независимость. Это означает, что они не видят будущего для колониальных стран. Вот что мы должны лоббировать».

Но сначала мы должны были выступить в Организации Объединенных Наций. Я чувствую, что мы в долгу перед Украиной, в долгу чести, потому что в 1946 году, когда мы боролись за независимость, нам было очень срочно нужно выступить перед Советом Безопасности, но нужна была страна, которая бы продвинула это выступление, и Украина немедленно вмешалась и действительно боролась за это. Это был господин Дмитро Мануильский, он действительно боролся за это, чтобы мы получили шанс это сделать.

Американское правительство тогда не было на стороне Индонезии, оно было на стороне Нидерландов, потому что они были очень хорошими союзниками во время Второй мировой войны. Но наш премьер-министр, он был социалистом. Поэтому в Америке он был в хороших отношениях с профсоюзами. А потом профсоюзы, и – я не знаю почему, Совет церквей - они лоббировали Конгресс. В то время голландцы бомбили Индонезию, они привезли танки, они захватили все правительство и сказали: «Индонезии не существует». А потом американские профсоюзы и Совет церквей лоббировали Конгресс, выходили на протесты. И они сказали: «Количество денег, которое голландцы тратят на самолеты, танки и солдат, эквивалентно количеству денег, которое Америка собирается дать Нидерландам по плану Маршалла на восстановление. Так зачем нам оплачивать колониальную войну Нидерландов». И поэтому Конгресс отказался согласовать бюджет для нидерландских денег по плану Маршалла, если Нидерланды не дадут нам независимость. И тогда Нидерланды сказали: «Хорошо, при условии, что Индонезия заплатит нам эквивалентную сумму денег, выделяемую нам по плану Маршалла». Поэтому мы голодали после войны, но мы заплатили эти деньги, и мы закончили платить в 1970 году. Вот сколько времени нам понадобилось. Мы были очень бедны. После того, как японцы забрали всю нашу еду. Знаете, на железнодорожной станции, когда поезда отправляются, обычно бегают нищие. Тогда даже нищие не могли бегать. Они были так истощены. Они голодали. Но мы заплатили эти деньги. Вот почему я понимаю: когда люди хотят быть свободными, ничто их не остановит. Мы боролись 300 лет, чтобы быть свободными.

Даже если россияне победят сейчас, - хотя я не думаю, что они победят - но если вы действительно хотите быть свободными, вы будете свободными. Мы восставали, и снова восставали, и снова восставали - и в конце концов завоевали свободу.

Я смотрела телевизор и читала, я видела, как Россия бомбит, нападает, и я видела украинский народ, его невероятное мужество. Хрупкие старушки, которые идут к российским солдатам и дают им семечки. И мужчины, которые массово шли в армию, потому что были возмущены этим нападением. Я видела, что у вас есть это непреодолимое мужество. Вы хотите быть свободными. Вы должны быть свободными. Устав Организации Объединенных Наций обещает нам это, он говорит, что каждая нация имеет право на самоопределение, а потом я читала больше о ваших протестах на Майдане. Вы хотели демократии, вы хотели свободы, и это ваше право, и я смотрела на Россию и думала, что это хищническая страна, знаете, и все эти разговоры, знаете, обо всех этих зонах влияния России... Да какое они имеют право говорить, чего хотят люди Украины и Крыма, нет, это право людей Крыма и Украины, вот что говорит Устав Организации Объединенных Наций. Россия говорит, что боится НАТО. Извините, Россия владеет одной десятой поверхности Земли. Сколько еще земли им нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности? Какая разница, ракета направлена на них из Германии или из Украины? Это разница в одну минуту, возможно. Это не рациональный аргумент. Россия очень богатая страна. Если бы они сосредоточились на своем народе, на своей экономике, они могли бы быть самой могущественной нацией в мире. Им не нужна Украина или Крым, чтобы это сделать. И поэтому я думала, нет, этот аргумент ошибочен.

Посмотрите на господина Путина. Он бывший КГБшник. Он является продолжением Советского Союза. И его политика, как внутренняя, так и внешняя, не может достичь успеха. Потому что что они в основном делают? В основном они терроризируют всех, пугают всех до смерти. Нападают на Украину, и что происходит, все бывшие нейтралы хотят присоединиться к НАТО, даже Швеция и Финляндия хотят присоединиться к НАТО. Словом, однажды я проснулась и подумала: нет.

И я позвонила своей подруге, профессору исламского права. Она очень либеральна, она очень теплый человек, она очень добрая и щедрая. И она написала Сборник исламского права, который сейчас используется Исламским отделом Гарвардского университета. Я позвонила ей и сказала: «Ну же, я больше не могу смотреть, как россияне бомбят украинцев. Давайте устроим демонстрацию у российского посольства». И она сказала: «Да, я тоже готова. Мне не нравится, как россияне ведут себя по отношению к Украине». Хорошо. Тогда я подумала: «Хорошо, я просто устрою небольшую демонстрацию». У нас для этого нужно пойти в полицию и сообщить об этом. Полиция не может запретить демонстрацию, но мы должны сообщить им, что мы собираемся провести демонстрацию, на случай, если она превратится в беспорядки. Поэтому я пошла в очень большой центральный полицейский участок. Полиция никого не может остановить, но они не очень любят демонстрации, потому что это неудобно для них. Поэтому они посылают тебя туда, посылают тебя сюда. И наконец, я подумала: «Хватит с меня». Я просто пошла в отдел по борьбе с наркотиками. Я сказала: «Я сообщаю о демонстрации». Они сказали: «Мы - отдел наркотиков». Я сказала: «Да. Тогда скажите мне, где место, чтобы сообщать о демонстрациях?» Они сказали: «Да это разведка, это по соседству». Поэтому я пошла в разведку, вышел офицер разведки, говорит: хорошо, где вы хотите провести свою демонстрацию, откуда и куда? Я сказала, что мы хотим сделать это в субботу, я пойду в украинское посольство, мы собираемся вручить послу цветы, мы споем наш национальный гимн, и, надеюсь, они споют свой национальный гимн. Затем у нас будет большой баннер и микрофон, мы пойдем оттуда маршем к российскому посольству. Потом я положу подсолнухи, потому что я уверена, что россияне не выйдут к воротам... А потом я что-нибудь покричу там. И когда мы будем идти по улице, мы будем кричать: «Ukraina Merdeka!» Merdeka означает свобода, независимость.

Тогда он сказал: «Хорошо, кто это оплачивает?» Я сказала: «Никто». Это просто неравнодушные граждане. Он говорит: «Обычно кто-то всегда платит. Я сказала: «Ну же. Там будет всего около тридцати человек. Кто захочет спонсировать демонстрацию на 30 человек? Это не имеет смысла.» И он говорит: «Хорошо. Теперь вы обещаете, что не будете устраивать беспорядки, не будете разрушать имущество российского посольства и не будете пытаться спать перед российским посольством?» Я согласилась. Тогда он сказал: «Хорошо, я вижу, что вы написали две статьи в поддержку Украины. Теперь вы организуете демонстрацию. Так что вы собираетесь делать после демонстрации?»

Я говорю, я не думала об этом. Возможно, соберу немного денег. Ну, я не могу присоединиться к украинской армии. Я не умею стрелять, и я могу потерять свое гражданство. «Да, уважаемая. Если вы попытаетесь присоединиться к украинской армии, вы потеряете свое гражданство». И я сказала: «Я обещаю, что не буду пытаться вступить в украинскую армию». А потом он сказал: «Знаете, мадам, вы пожилая женщина. Почему бы вам просто не отдохнуть дома и не позволить молодым людям это сделать?» И я сказала: «Я, возможно, стара, но у меня все еще есть мозг. У меня все еще есть сердце. И знаете, есть даже русские, которые с этим не согласны, но у них нет демократии. Если они попытаются протестовать и выступить, они могут попасть в тюрьму на 15 лет. А я индонезийка. Я имею право говорить. У меня есть демократия. Представьте, что у вас есть это право, и вы никогда им не пользуетесь. Это как иметь мобильный телефон и никогда им не пользоваться». И тогда он улыбнулся. И он сказал: «Знаете, мадам, вы побили рекорд. Вы самый пожилой человек, который когда-либо приходил сюда, чтобы сообщить, что они хотят провести демонстрацию. Вы меня вдохновляете». Поэтому мы улыбнулись. Пожали руки. Но вы же помните, он был офицером разведки. Поэтому после этого он сказал: «А теперь, мадам, скажите мне настоящую, действительно настоящую причину, почему вы устраиваете эту демонстрацию». Я сказала: «Хорошо, я скажу вам настоящую причину, почему я устраиваю эту демонстрацию. Я католичка, и моим покровителем является Святой Михаил. А для католиков Святой Михаил является покровителем Киева». И он посмотрел на меня и сказал: «Мадам, я тоже католик, и мой покровитель — Святой Михаил». Мы пожали руки. «Хорошо, мэм, вот мой номер. Свяжитесь со мной при необходимости». Итак, мы провели эту демонстрацию, и она была небольшой, но там было аж 20 представителей прессы. Так что на самом деле не имеет значения, насколько велика ваша демонстрация, имеет значение, сколько там прессы. Эту демонстрацию хорошо осветили. Вот как все началось.

О Крыме я впервые услышала от посольства — у них было какое-то мероприятие, там я впервые об этом узнала. Тогда я поняла, что они мусульмане. И для Индонезии это очень важно, потому что, конечно, мы самая многочисленная страна с мусульманами в мире. Мы не исламское государство. Да, у нас нет законов шариата. Мы признаем протестантов, католиков, мусульман, индуистов, буддистов. И еще старую религию, где почитают духов. Поэтому, услышав об этом, я подумала: «Я хочу узнать больше». А потом приехал председатель Меджлиса Крыма, господин Рефат Чубаров. И моя подруга, она инфлюенсер, у нее подкаст с двумя миллионами зрителей, взяла у него интервью. А потом она, после этого, она из земли Батак на севере, она принесла традиционное полотно батаков, улос. И обернула его вокруг господина Чубарова, а потом мы все, там было несколько человек, подошли, положили руки на улос. Таким образом батаки передают любовь, наши молитвы, нашу энергию, чтобы защищала вас, понимаете? И я думаю, он был очень тронут, у него слезы на глазах стояли. Он рассказал нам, что его мать была депортирована, когда ей было восемь лет, их перевозили в товарных вагонах. А потом выбросили в поле без крова, без одежды, без еды. Они копали ямы, чтобы согреться. Она выжила и смогла вернуться только после «перестройки». Мир длился чуть больше двадцати лет... а потом русские снова вернулись.

И снова пытались уничтожить их идентичность, их религию, их культуру. И господину Чубарову пришлось бежать, так же, как господину Джемилеву пришлось бежать в Украину. И тот факт, что когда Россия напала на Украину, муфтий Украины, который, я думаю, из Крыма, осудил это нападение и полностью поддержал украинцев. Это очень важно для Индонезии знать. Понятно, почему многие крымчане присоединились к украинской армии, у вас даже министр обороны — мусульманин. Теперь я понимаю, почему господин Зеленский говорит: «Нет, мы не можем обойтись без Крыма, потому что это наши люди». Крым является частью Украины. Вы хотите быть вместе. Это как Бали и, например, Малакка, мы хотим быть вместе.

Никто не имеет права говорить о нас, что это, мол, чья-то политическая сфера влияния.

Я думаю, что для индонезийцев очень важно узнать о вашем мусульманском населении, потому что тогда они могут идентифицировать себя с чем-то, что такое же, как вы. Поэтому я думаю, что история о Крыме, о господине Джемилеве, о господине Чубарове, о том, чем на самом деле является Крым, должна звучать чаще, больше, нужно подчеркивать, что ваш министр обороны — мусульманин. Я считаю, это способ донести до индонезийцев, чтобы они поняли. А также нужно говорить о зверствах, которым подверглась Украина и которым подвергся Крым. 17 августа будет 80 лет нашей независимости, поэтому я собираюсь об этом написать, а потом, думаю, хотела бы исследовать больше о господине Мануильском. Возможно, я тоже об этом напишу.